Яндекс.Метрика

От Смутного времени до нас не дошло никаких материалов, касающихся таможенного дела. Правительство было слишком занято в эту эпоху внутренними беспорядками и внешними войнами, чтобы вводить какие-либо изменения в таможенную часть. С другой стороны, и течение торговли должно было приостановиться от этих неурядиц. С возведением па престол Михаила Федоровича, с окончанием войн и с умиротворением России, ход торговли возобновился, и она начала развиваться.

В московском государстве были тогда следующие пути для привозных и отпускных товаров:

  • во первых, водяной путь на Архангельск, не совсем удобный вследствие мелкости Сухоны и Северной Двины, но представлявший собою то достоинство, что он был свободен от разбойников и что торговля по нему могла производиться и во время войны с соседними государствами;
  • во вторых, путь по Волге на Астрахань, неудобный тем, что на Волге и в Каспии водились тогда разбойники,
  • в третьих — по Волхову и Великой чрез Новгород и Псков — по этому пути производилось торговля с Нарвою, Ниеншанцем п т. д.;
  • в четвертых—пути на Осташков, Дорогобуж, Калугу и другие города, которые стояли на тогдашней сухопутной границе нашего отечества.

Всего оживленнее производилась торговля на Архангельск и на Астрахань. Обложение торговли пошлинами в пользу государства производилось при Михаиле Федоровиче на таких же основаниях, как и в предшествовавшее время. Насколько можно судить по памятникам этого царствования, в которых говорится о таможенных сборах, размеры последних были приблизительно те же, как и в конце XVI столетия.

Сверх таможенных сборов, купцы должны были уплачивать разные добавочные пошлины — мелкие таможенные статьи: посаженщину с судов, головщину с людей и т. п. Мостовщина, перевозы и мытные сборы взимались иногда и монастырями, и частными владельцами, чрез угодья которых привозились товары. Грузы, доставляемые из-за границы, оплачивались пошлинами и при привозе в Россию, на рубеже или в портах, и там, где они продавались потребителям. Вообще со всех иностранных товаров, независимо от их характера, взималась однообразная пошлина в виде известного процента со стоимости; запрещены к привозу были только хлебное вино, составлявшее тогда предмет казенной монополии, и табак, питье коего очень строго преследовались в то время в России.

Несколько разнообразнее были меры, применявшиеся к вывозным или отъезжим товарам. Отпуск многих предметов, которые почитались необходимыми для самого государства, был воспрещен — сюда относились ямчуг (селитра), необходимый для порохового дела, хлеб (в тех случаях, когда цена его в самой России поднималась настолько, что являлось опасение голода), кречеты—дорогая, редкая птица, которая доставлялись в царские сидки и иногда посылались, в качестве поминка, к иностранным государям. Кроме того, правительство, зная, что некоторые из отпускных товаров на столько нужны для иностранцев, что представляется возможность сбывать их значительно дороже, чем во сколько они обходятся в России, и желая сосредоточить в своих руках всю выгоду от продажи их объявляло их заповедными, т. е. запрещало всем частным лицам производить торговлю ими.

Главнейшими из заповедных товаров в царствовании Михаила Федоровича были: хлеб (в те годы когда правительство находило возможным отпускать его за границу) поташ, смольчуг, дорогие сорта мехов, а из грузов, провозившихся через Россию транзитом — персидский шелк и ревень, доставлявшийся из Средней Азии (кроме того, были еще винная, соляная и другие регалии, которые не имели отношения к внешней торговле). С продажи этих товаров иностранцам, правительство получало очень хорошую прибыль.

Кроме таможенных сборов и поступлений от заповедных статей, внешняя торговля доставляла правительству московского государства доход тем, что от неё. оно получало золото, которое перечеканивались в русскую монету. Так как из России всегда вывозилось более товаров в Европу, чем привозимую оттуда, то иностранцы каждый год приплачивали русским известное количество червонцев и ефимков 2). Эта монета отбиралась в казну и перечеканивалась в русские рубли, с некоторой выгодною для правительства (около 11%).

Из изложенного видно, что русское правительство при регулировании внешней торговли руководствовалось в то время исключительно фискальными соображениями. В западной Европе наоборот тогда господствовала меркантильная система, требовавшая искусственного приведения торгов ли в такой вид, который, по тогдашним понятиям, был всего более выгоден для государства. Эти идеи заносились и в Россию, но плохо прививались в ней. Английский купец Джон Лерок, получивший от британского правительства поручения дипломатического характера, беседуя раз с царем Михаилом Федоровичем о разных предметах, между прочим, посоветовал запретить вывоз смолы за границу: «От этого вывоза, говорил он, никакой государевой прибыли не будет. Государи и власти не позволяют товар неприготовленный и неисправленный из своей земли отпускать и у людей своих промыслы отнимать. Из английской земли в прежнее время шерсть баранью вываживали в другие государства, а от того в английской земле многие люди обнищали было; рассудив то дело поразумнее, Королевское Величество заказал шерсть вывозить из земли и тем опять бедных людей воскресил: сукно в своей земле делать велел и теперь лучше этих сукон ни в которых государствах не делают. Этим и иноземных мастеров в английскую землю приняли, землю и подданных обогатили так, что славнее и богаче нашего государства не было между окрестными. И теперь недавно Королевское Величество заказал из английской земли белые сукна вывозить в другие государства, потому что прежде иноземцы наши сукна красили и оправляли, и от того богатели, и теперь это поворотилось к королевским подданным».

Для рассмотрения вопроса этого, Михаил Федорович признал нужным запросить мнение самого русского купечества. Мнения купцов раздвоились: те из гостей, которые имели в виду главным образом интересы внешней торговли, говорили, что смолу следует отпускать за море по-прежнему: если вывоз запретить, то цена смолы будет ниже, падет с рубля за бочку до двух гривен — государевым людям прибыли будет меньше, и казне убыток. Но другие купцы, бывавшие в таможенных головах в Архангельске, доводили, что отпуск смолы следует прекратить: от этого будет прибыль казне и польза для всех; в казну пойдет тогда три пошлины:

  1. С крестьян, которые торговым людях продают,
  2. Когда купцы продают по канатному делу и
  3. С канатов весовая пошлина.

А если отпускать смолу за море, то пошлины с неё меньше; а с канатов никакой—станут возить сырую пеньку да смолу, и смолить канаты за морем, канатное дело за смолою остановится, бедным будет кормиться нечем и канатные мастера переведутся. На этом основании, бояре приговорили, и царь указал – без государева указа смолы за море никому пропускать не велеть, а у Архангельского города вольно всем иноземцам смолу покупать.

Т. о вывоз смолы был ограничен тем количеством, которое добывается близь Архангельска. Последнее было дозволено к отпуску, вероятно, потому что там добывалось не так много смолы, чтобы отправка её за границу местными смоляниками могла причинить вред канатному делу. Но этот случай стеснения вывоза сырого продукта в видах поощрения внутренней обрабатывающей промышленности остался единственным и не послужил прецедентом для других подобных мероприятий.

Вообще, правительство было настолько заинтересовано в то время, в развитии отпускной торговли, значительная доля которой производилась за его собственный счет, что ему не было никакой выгоды подвергать отпуск каким-либо стеснениям.

Фактически, правительство редко производило само торговлю заповедными товарами. Последняя обыкновенно сдавалась на откуп за определенную плату. Такой же способ применялся обыкновенно и к таможенным сборам. Только в некоторых таможнях пошлины взыскивались прямо в пользу казны. Для управления такими таможнями назначались головы из купцов. При головах состояли целовальники. Но в большинстве случаев, таможенные сборы сдавались на откуп, как и прежде. Сдавая таможню откупщику, правительство подробно определяло виды и размеры сборов, подлежавших взысканию в пользу откупщика, порядок их взимания и т. п. Откупщик вносил вперед или же обеспечивал уплату известной суммы. Если откупщик притеснял частных лиц, последние приносили жалобы воеводе или наместнику.

Должно думать, что обиженные находили у этих властей мало управы против таможенных откупщиков. По крайней мере, во время существования откупной системы, часто раздавались жалобы на стеснения, которые она причиняла торговле.

По временам, люди выходили из терпения. Как и в царствование Федора Иоанновича, при Михаиле Федоровиче духовным лицам и монастырям часто выдавались тарханные грамоты, освобождавшие их от таможенных пошлин. Московский патриарх и некоторые другие церковные властители получали право взимать таможенные сборы в поместьях, отведенных им, в свою пользу; это называлось ругой.

Иностранцам в рассматриваемое царствование были предоставлены еще большие льготы, чем прежде. Англичанам была подтверждена льгота на беспошлинное производство торговли не только в Архангельске, но и во многих внутренних городах. Только розничная продажа была запрещена им. Такими же льготами пользовались, в течении трех лет, голландцы, а в течении некоторого времени — немцы. Если принять в соображение, как отяготительны для внутренней торговли были таможенные сборы разного наименования, то легко видеть, каким важным преимуществом сравнительно с русскими купцами пользовались иноземные люди, получившие свободу от платежа этих пошлин, и как это должно было отразиться на интересах самих русских людей.

Свобода торговли, предоставленная иноземцам, ставила русских купцов, бедных капиталами и к тому же отягощенных очень высоким промысловым налогом (20% с дохода), в положительную невозможность соперничать с иностранными, которые были зажиточнее сами по себе и опирались на обильные капиталы их отечества. Вследствие этого, вся деятельность русских купцов должна была ограничиться внутренним, мелочным торгом, к которому иноземцы не допускались. Принося такой ущерб русскому купечеству, освобождение иностранцев от таможенных пошлин не доставляла русскому народу и тех выгод, которые вообще ожидаются от допущения свободы торговли.

Собственно говоря, тогда не было свободной торговли - совершенно напротив: мы видели, что как только, при Иоанне IV, англичанам были даны известные льготы, то ими воспользовалась только одна компания с очень строгим, исключительным уставом. Впоследствии, хотя число иностранных гостей в России и умножилось, и в нее стали приезжать и такие торговцы, которые не принадлежали к компании, все они были подчинены одному агенту, который имел над ними право независимой юрисдикции. Очевидно, что при таких условиях между английскими гостями в России могло и должно было возникнуть тесное соглашение, направленное к поддержанию взаимных интересов в ущерб русским.

Правда, кроме англичан в Россию приезжали иностранцы и других национальностей, которые, в свою очередь, старались получить льготы по беспошлинному торгу, хотя бы на некоторое время. Но хотя иностранные торговцы принадлежали к различным нациям, им удавалось войти между собою в сговор, тем более что число их в России было не особенно значительно. Вследствие всего этого, иностранный торг в России получал характер монополии.

Из челобитной, поданной русскими купцами вскоре после кончины Михаила Федоровича, видно, что англичане, скупая у русских товар беспошлинно, келейным образом перепродавали его па голландские, брабантские и гамбургские корабли (на что они не имели права) «крадя государеву пошлину». Точно так же они привозили в Россию чужие (не английские) товары. Затем иностранные купцы, как сказано в челобитной, завели по русским городам склады, и из них торговали не только оптом, по и в розницу, подрывая этим русских торговцев. Они знали заранее, на какие товары будут высокие цены, заказывали у себя преимущественно эти продукты и продавали их, сговорясь за одно.

Если же на какие-нибудь товары доходу не было, и цена их была низка, то они держали эти товары у себя, года по два и по три, и когда товар в цене поднимется, то они его и продавать станут. Таким же способом они, сговорившись между собою, уменьшали цены на русские продукты, согласившись не покупать их вовсе в течении некоторого времени. Два иностранца монополизировали ворванный торг так, что поморские промышленники не могли продавать ворвань ни немцам, ни русским, а только этим двум купцам. Благодаря этому, цены на ворванное сало были спущены на половину.

Если же русские купцы высказывали в какой-либо степени предприимчивость и самостоятельность, то иноземцы умели удержать их в самом начале. Ярославец Антон Лаптев отправился через Ригу в Амстердам, с мягкой рухлядью, чтобы распродать ее там и накупить заграничных товаров па месте. Немцы сговорились не покупать у него ни на один рубль - так и пришлось ему возвратиться назад с непроданным товаром. Но как только он приехал назад в Архангельск, у него те же немцы раскупили все меха за хорошую цену. Раз московские купцы перебили у иностранцев казенный шелк сырец, продававшийся с торгов в Москве, из приказа Большой Казны. Но когда шелк этот был привезен в Архангельск, немцы сговорились вовсе не покупать его, чтобы ввести наших купцов в убыток и отучить их перекупать у них шелк. Они вовсе не скрывали своих выгод, напротив, даже хвастались своими преимуществами: «мы де и впредь заставим русских торговать лаптями, забудут перекупать у нас товары!»

Подобные жалобы раздавались во все время царствования Михаила Федоровича. Но правительство не давало им хода, хотя, конечно, не могло не сознавать их справедливости. Причина этому была та, что отмена льгот, дарованных иностранцам, могла отозваться на политических отношениях России с государствами Западной Европы, а в рассматриваемое царствование Россия нуждалась в поддержке со стороны заграничных держав: нельзя было обидеть англичан, которые так много помогли русским при заключении Столбовского мира с Швецией, по коему России был возвращен Новгород.

С другой стороны, торговля с иностранцами было дорога русскому правительству также и тем, что от этой торговли в Россию притекала золотая и серебряная монета, которой сами русские в то время не добывали. А такая монета была в то время чрезвычайно нужна русскому правительству для уплаты военных контрибуций, для выдачи жалованья послам и субсидий православному духовенству за границей, для посылки крымскому хану поминков, размерами походивших на дань. К тому же, казна получала немаловажные доходы от продажи иностранцам заповедных товаров.

Допуская иноземцев торговать в России и давая им различные льготы, правительство Михаила Федоровича очень ясно сознавало, как много может потерять и оно, и народ русский, если они пробьют себе путь дальше России и заведут непосредственные сношения с среднеазиатскими странами, в то время славившимся своим богатством, так что России придется потерять свое выгодное положение страны, служащей посредницею в торговле между Востоком и Западом.

Не следует забывать, что англичане только случайно попали в Россию, о которой они имели смутное понятие и которая мало интересовала их. Они стремились в более богатые страны - Индию, Китай и другие «неведомые земли» (unknown Countries). Занесенные в Россию, они воспользовались этим случаем, чтобы завести с ней торговые сношения, но нет сомнения, что торговля с этой обширной, но мало населенной и разоренной страной не могла удовлетворить их. Поэтому они старались открыть себе транзитный путь чрез нее в Персию и другие государства.

Они получили позволение на торговлю с Кизилбашем еще при Иоанне Грозном, и послали туда гостей с товарами, но караван их судов был разграблен на Волге и первая попытка отправки товаров чрез Каспий окончилась неудачей. С этой поры русские стали сами торговать с Персией, и убедились, как выгодна была эта торговля. Персияне не могли тогда вывозить свои товары чрез Персидское море, так как в нем тогда свирепствовали пираты. От Черного моря они были удалены турецкими владениями, проход через которые был неудобен и ненадежен, при этом же султан был почти всегда в войне с шахом. Вследствие этого, почти единственный путь для персидских товаров в Европу был через московское государство.

С другой стороны, только через Россию персияне могли снабжаться европейскими товарами. От этого положение русских торговцев, в их отношениях к европейцам и персианами было чрезвычайно выгодно. После сказанного, становятся понятными и стремление иностранцев добиться позволения торговать непосредственно с Персией через Россию, и настойчивость, с которой русское правительство отклоняло подобные домогательства. В 1614 г. английский посол, купец Мернк объявил царю Михаилу Федоровичу просьбу короля, чтобы англичанам был открыт ход в Персию, как было при Иоанне Грозном. Ему был дан уклончивый ответ — на Волге теперь не спокойно, казаки купцов грабят, а когда война с Швецией и Польшей закончится, царь перепишется по этому делу с королем Якубом.

Вскоре после утверждения Столбовского мира, при заключении которого англичане действительно оказали большие услуги России, Мернк повторил прежнюю просьбу боярину Шереметеву, бывшему с ним в ответе. Шереметев отвечал: наши торговые люди оскудели — теперь они покупают у Архангельска у англичан товары, и перепродают Кизилбашам, меняют на их товары, отчего им прибыль и казне прибыль, а станут англичане прямо ездить в Персию, то они у Архангельска русским людям продавать не станут, будут торговать с англичанами у себя. Вместе с этим, Шереметев сказал, что теперь проезд через Волгу страшен, кочуют большие ногаи. Мернк возразил, что можно поставить дело так, чтобы и русским купцам убытку не было — можно позволить англичанам торговать только теми товарами, которыми не торгуют русские, англичане будут ссужать русских товаром без росту для дела, а казне будет выгода от того, что чем больше съезду торговых людей, тем больше товаров и таможенных пошлин. Касательно же временного неспокойства на Волге, Мернк возразил, что пусть государь даст теперь же жалованную грамоту, а самый торг можно будет завести и потом, когда на Волге будет порядок.

Бояре выразили сомнение, будут ли Англичане действительно помогать русским купцам торговать с Персией — если они и станут свои товары продавать, то положат цепу вдвое и втрое выше. Решение этого вопроса было отложено до того времени, когда Мернк изготовит на письме подробности об условиях, как англичане будут торговать с Персией. Мернк представил требуемые подробности. Тогда вопрос этот был рассмотрен в боярской думе, и было постановлено ответить ему гладкостью, что такого важного дела нельзя решить без совета всего государства. Потом были запрошены торговые люди. Спрошенные сказали, приблизительно, то же самое, что бояре ответили Мернку: Англии не Персия дорога, они взыскивают путь в Индию, но если они будут возить индийские товары, то от этого не будет никакой прибыли, так как они все равно никаких таможенных пошлин не платят. А русским вообще с англичанами торговать нельзя: они люди сильные и богатые и у них с нашими ни в чем пе сойдется. В виду всего этого, Михаил Федорович, отпуская Морнка, отклонил его просьбу касательно открытия для англичан транзита в Персию. Но англичане не остановились на этой попытке.

В 1620 г. Мернк возобновил прежнее ходатайство, при чем уже предлагал деньги за дозволение торговать с Персией. Предложение это заинтересовало правительство Михаила Федоровича — в то время государева казна сильно оскудела деньгами. Опять были спрошены купцы. Когда их ободрили и приказали им говорить спроста (откровенно), они почти единогласно высказались против открытия англичанам транзитного пути чрез Россию, ссылаясь на то, что это будет и разорительно для купечества, и невыгодно для казны, разве если англичане предложат слишком высокую плату за дозволение. Тогда у Мернка спросили, какую цифру он может назначить. Он отозвался, что не имеет инструкций относительно размера транзитной пошлины, которую англичане могли бы предложить царю, и это дело не получило никакого разрешения. Кроме англичан, домогались транзитной торговли с Персиею еще французы (в 1629 г.) голландцы (в 1630 г.) и датчане (в 1631 г.).

Голландцы предложили уплачивать по 15 тысяч в год за это дозволение. Этим государствам было отказано ухе без дальнейших околичностей. В 1634 г. о транзите с Персией стали хлопотать голштинцы, и на этот раз удачно: русское правительство дозволило им провозить какие угодно товары в Персию и обратно, без платежа таможенных сборов.

Это объяснятся тем, что голштинцы обещались платить государю за такое разрешение баснословную сумму в 600 тысяч ефимков (т. е. около 350 тысяч рублей) в год, другими словами, более 1/4 тогдашнего русского бюджета. На таких условиях, разумеется, было выгодно допустить персидский транзит. Но размер этого платежа, легкомысленно назначенный голштинскими послами и очевидно не соответствовавший выгодам от торговли с Персией, заранее предрешал судьбу компании голштинского торга.

Первый срок полугодового платежа условленной суммы, назначенный па 1639 год, миновал, голштинцы не платили, а предложили только 25 тысяч ефимков за пропуск восьмидесяти возов товаров. Бояре не согласились. Об этом было написано в Голштинию. Герцог Фридрих известил царя, что посол Брюгеман, заключивший договор о транзитной торговле, преступил инструкции, и за то казнен смертью, а теперь отправлен новый посол для переговоров по этому делу. Михаил Федорович не пожелал даже допустить в Россию это посольство. Вследствие сего, в отношениях между Россией и голштинским герцогством наступила некоторая натянутость. Так дело о транзите ничем и не кончилось.